Русская водка в русской литературе

Много лет назад я случайно встретил на улице своего хорошего знакомого – участника Великой Отечественной войны. Он был явно чем-то взволнован.

- Ты вчера смотрел телевизор? Симонова в Останкино? – «с ходу» спросил он. Я ответил, что конечно смотрел, что очень понравилось.

- Дело не в этом, - улыбнулся мой собеседник, – мне тоже очень понравилось. Там он читал одно свое стихотворение…

Последовала пауза. Видимо, старый солдат подбирал про себя какие-то пояснительные слова. Затем тихо сказал – «Отставить». Мы присели на скамейку, и он начал читать наизусть стихотворение Симонова. В его глуховатом голосе чувствовалось волнение, но одновременно – и какая-то трогательная возвышенность. Я знал, что этого человека на мякине не проведешь – он здорово воевал, да и «мирную» жизнь познал вдоль и поперек во всех ее прелестях и невзгодах. По-видимому, его состояние объяснялось тем, что слова поэта попали в самую «десятку» - перо мастера отразило душевный настрой целого поколения фронтовиков:

Когда в последний путь
Ты отправляешь друга,
Есть в дружбе, не забудь,
Посмертная услуга:

Оружье рядом с ним
Пусть в землю не ложится,
Оно еще с другим
Успеет подружиться.

Но флягу, что с ним дни
И ночи коротала,
Над ухом ты встряхни,
Чтоб влага не пропала,

И, коль ударит в дно
Зеленый хмель солдатский, -
На два глотка вино
Ты раздели по-братски.

Один глоток отпей,
В земле чтоб мертвым спалось
И дольше чтоб по ней
Живым ходить осталось.

Оставь глоток второй
И, прах предав покою,
С ним флягу ты зарой,
Была чтоб под рукою.

Чтоб в день Победы смог
Как равный вместе с нами
Он выпить свой глоток
Холодными губами.

Тема «наркомовских 100 грамм» в последние годы была очень популярной, как на страницах «желтой» прессы, так и в других изданиях. Однако так написать о фронтовой водке, как это сделал старший батальонный комиссар Симонов в далеком сорок втором – не смог никто. И последний штрих – в один ряд с «солдатским хмелем» - едва ли не впервые - поставлены неведомые тогда слова: «день Победы». Поистине – «поэт в России – больше, чем поэт»!

Водка сопровождала Симонова на протяжении всей войны. Став уже всенародно известным после «Жди меня», «Ты помнишь, Алеша…» и «Убей его!», Константин Михайлович не почил на лаврах, а все продолжал яростно наращивать и наращивать обороты в своем основном ремесле – военного корреспондента газеты «Красная Звезда». Словно в калейдоскопе, сменяя друг друга, мелькали фронты и направления: Западный фронт, Южный фронт, Особая Крымская Армия, Мурманское направление Карельского фронта… Свое профессиональное кредо Симонов формулировал так: «Реже рискуешь – меньше видишь. Меньше видишь – хуже пишешь». Абстрактно-романтическое «кто не рискует – тот не пьет шампанского» было в те времена не в почете, особенно на фронте, где предпочтение отдавалось совсем другим напиткам…

Мы ели то, что бог послал,
И пили, что шофер достал…

Иногда, правда, ирония уступала место неведомому прежде беспокойству: «Внутри меня, соседствуя и все чаще противореча друг другу, боролись два видения войны… - корреспондентское и писательское. И последнее к концу войны брало верх, порой в ущерб моим корреспондентским обязанностям. Все чаще хотелось иметь время подумать над тем, что я видел». Но…

С заиндевевшими шоферами
Мне к ночи где-то надо быть,
Кого-то мучить разговорами,
В землянке с кем-то водку пить…

Эти строки, вероятно, были написаны очень уставшим человеком, который сетовал на все и вся, в том числе и на тот компонент пищевого довольствия, против которого он раньше не возражал… Однако вскоре все становилось на свои места. Неведомо откуда в поэта вливались новые силы, а вместе с ними – и характерные симоновские образы, сравнения, ассоциации. Именно на волне высокого эмоционального подъема Симоновым был написан полушутливый – полусерьезный гимн военных корреспондентов – «Корреспондентская застольная». Уже само название гимна говорит о многом…

Песня сложилась как-то сама собой, в феврале 1943 г. Позади – Сталинград, впереди – Ростов-на-Дону, который вот-вот должны освободить наши войска! В распоряжении писателя –открытая машина, на дворе – лютый мороз. Полный вперед! Записывать нахлынувшие строчки нечем - и не потому, что под рукой нет бумаги и карандаша - сами руки почти отморожены. Приходится все запоминать, повторяя шепотом одни и те же слова. Вот и Батайск, что в 10 километрах от Ростова. Водитель бросается к врачу и особистам – мол, у него в машине какой-то офицер всю дорогу разговаривает сам с собой! Поднятые по тревоге «бойцы невидимого фронта» застали улыбающегося Симонова, который уже успел не только «прогреться» изнутри и снаружи, но и записать такие слова:

От Москвы до Бреста
Нет такого места,
Где бы ни скитались мы в пыли,
С «лейкой» и с блокнотом,
А то и с пулеметом
Сквозь огонь и стужу мы прошли.

Без глотка, товарищ,
Песню не заваришь,
Так давай по маленькой хлебнем!
Выпьем за писавших,
Выпьем за снимавших,
Выпьем за шагавших под огнем.

Есть, чтоб выпить, повод –
За военный провод,
За У-2, за «эмку», за успех…
Как пешком шагали,
Как плечом толкали,
Как мы поспевали раньше всех.

От ветров и водки
Хрипли наши глотки,
Но мы скажем тем, кто упрекнет:
- С наше покочуйте,
С наше поночуйте,
С наше повоюйте хоть бы год…

Так выпьем за победу,
За свою газету,
А не доживем, мой дорогой,
Кто-нибудь услышит,
Снимет и напишет,
Кто-нибудь помянет нас с тобой…

Как и другие, слишком «заспиртованные» тексты, «Застольная» не избежала цензурных помарок в периоды очередных антиалкогольных кампаний. Впрочем, запретить всю песню было уже невозможно - исполнявшаяся вначале в «узких подогретых кругах» на мотив «Мурки», она впоследствии была украшена великолепной мелодией Блантера и хрипловатым, всенародно-знакомым голосом Утесова… Тогда бдительные цензоры потребовали убрать из текста самое «ключевое» слово. И вместо «от ветров и водки хрипли наши глотки» Леонид Утесов, виновато подмигивая залу, вынужден был петь несуразное: «от ветров и стужи петь мы стали хуже…» - как будто речь шла не о фронтовых репортерах, а, как минимум, - о Краснознаменном, имени Александрова, Ансамбле песни и пляски Советской Армии…

Обладая многогранным талантом поэта, писателя, журналиста и драматурга, Симонов и в своих стихах был «талантливо непостоянен» – часто видоизменял размеры, ритмы и стили, писал поэмы, баллады и даже… сказки. Написанная с тонкой иронией «Сказка о городе Пропойске» не была предназначена для печати – прекрасно понимая роль фронтового «зелья» в повседневной жизни переднего края, поэт, будучи одновременно и политработником, явственно ощущал границы дозволенного в суровое военное время. «Сказка…» впервые увидела свет через двадцать лет после своего создания – в молодом и задорном альманахе «День поэзии – 1962».

Когда от войны мы устанем,
От грома, от пушек, от войск,
С друзьями мы денег достанем
И выедем в город Пропойск.

Должно быть, название это
Недаром Пропойску дано,
Должно быть, и зиму и лето
Там пьют беспробудно вино.

Должно быть, в Пропойске по-русски
Грешит до конца человек,
И пьет, как в раю, - без закуски,
Под дождик, под ветер, под снег.

Мы будем – ни слуху ни духу –
Там жить, пока нас не найдут.
Когда же по винному духу
Нас жены отыщут и тут, -

Под нежным влиянием женским
Мы все до конца там допьем,
И город Пропойск – Протрезвенском,
На радость всех жен, назовем.

Домой увозимые ими,
Над городом милым взлетим
И новое трезвое имя,
Качаясь, начертим над ним.

Но буквы небесные тленны,
А змий – искуситель – силен!
Надеюсь, опять постепенно
Пропойском окрестится он.

Такое уж русское горе:
Как водка на память придет,
Так даже Каспийское море
Нет-нет и селедкой пахнет.

Прошли годы… Не растеряв своей феноменальной известности и популярности во всех уголках необъятной советской страны, став Героем Социалистического Труда и лауреатом Ленинской премии, Константин Михайлович по-прежнему оставался на «острие» быстротекущего времени. Как и в свои молодые годы, он предчувствовал и понимал многие проблемы раньше других. Сраженный тяжелой, неизлечимой болезнью задолго до начала рыночных реформ, он, словно пророк-волшебник, успел заглянуть и в нашу противоречивую эпоху, выдав еще в 1956 (!) году следующие озорные-вечные строки:

Мы не боимся сутки
Подряд пропить до новых.
Здоровые рассудки
Живут в телах здоровых.

Кто пьет – пусть не тощает,
Уж лучше пусть толстеет,
А тот, кто угощает,
Пусть честно богатеет.

А кто, наперекор нам,
Вдруг встанет на дороге,
Пусть, как завистник черный,
Скорей уносит ноги!

Пусть те, кого мы любим,
Живут, как мы желаем!
И те, кого не любим,
Живут, как мы желаем!

Обласканный любовью женщин и дружбой верных товарищей по оружию, неимоверно работоспособный и столь же талантливый, Симонов еще при жизни сделался постоянным объектом всяческих разговоров, сплетен и пересудов. Разумеется, недоброжелатели в своих болезненных фантазиях не могли обойти и «алкогольную» тематику. Симонов дал этим людям достойный ответ. И сделал это так, как мог сделать только он:

Заканчивая путь земной,
Всем сплетникам напомню я:
Так или иначе, со мной
Еще вы встретитесь, друзья!

Я вам оставлю столько книг,
Что после смерти обо мне
Не лучше ль спрашивать у них,
Чем лезть с вопросами к родне!