Улыбка Мигеля Найдорфа

Попробуем вместе с Вами, уважаемый читатель, перенестись в далекий 1984-й год.

В то время в шахматном мире назревали интереснейшие события. Предстоял матч на первенство мира, «матч века» – Карпов-Каспаров. К исходу 20-го столетия их, этих самых «матчей века», уже накопилось предостаточно. Так называли исторические баталии Капабланки с Алехиным, затем – Ботвинника – с Бронштейном, Смысловым, Талем и Петросяном, Петросяна – со Спасским и, наконец, Спасского с Фишером. Но противостояние «двух К», как тогда казалось, действительно лучше всего «стыковалось» с привычным, хотя и изрядно уже потрепанным «матче-вековым» трафаретом.

Прогнозы в преддверии исторического поединка делались самые разные.

Мне, рядовому любителю шахмат из Ростова-на-Дону, и по «совместительству» – химику-органику – тоже захотелось внести свой скромный вклад в коллективные предсказательные усилия всего прогрессивного человечества.

Но сделать это надо было как-то нетривиально.

Возникла идея – написать статью в журнал «Химия и жизнь». И не просто о предстоящем матче и его возможных итогах. А об определенной тенденции, о логике исторического развития двух, казалось бы совершенно не связанных между собой областей человеческой культуры...

Попробуем вместе с Вами, уважаемый читатель, перенестись в далекий 1984-й год.

В то время в шахматном мире назревали интереснейшие события. Предстоял матч на первенство мира, «матч века» – Карпов-Каспаров. К исходу 20-го столетия их, этих самых «матчей века», уже накопилось предостаточно. Так называли исторические баталии Капабланки с Алехиным, затем – Ботвинника – с Бронштейном, Смысловым, Талем и Петросяном, Петросяна – со Спасским и, наконец, Спасского с Фишером. Но противостояние «двух К», как тогда казалось, действительно лучше всего «стыковалось» с привычным, хотя и изрядно уже потрепанным «матче-вековым» трафаретом.

Прогнозы в преддверии исторического поединка делались самые разные.

Мне, рядовому любителю шахмат из Ростова-на-Дону, и по «совместительству» – химику-органику – тоже захотелось внести свой скромный вклад в коллективные предсказательные усилия всего прогрессивного человечества.

Но сделать это надо было как-то нетривиально.

Возникла идея – написать статью в журнал «Химия и жизнь». И не просто о предстоящем матче и его возможных итогах. А об определенной тенденции, о логике исторического развития двух, казалось бы совершенно не связанных между собой областей человеческой культуры.

* * *

На первый взгляд у органической химии и шахмат есть только то общее, что некоторые химики-органики с удовольствием играют в шахматы и в меру своей заинтересованности следят за текущими шахматными событиями. Однако при ближайшем рассмотрении такой подход оказывается довольно поверхностным, поскольку между химией и шахматами можно обнаружить и более глубокое сходство. Например, сопоставив структуру органического соединения с шахматной позицией.

В самом деле, основные свойства органической молекулы и шахматной позиции определяются как количеством и качеством входящих в их состав структурных элементов (атомов и функциональных группировок или пешек и фигур), так и их относительным расположением, способом связи и взаимным влиянием. К этому внешне простому выводу химики-органики и шахматисты пришли (в рамках собственной, независимой друг от друга терминологии) во второй половине XIX столетия, когда Александр Михайлович Бутлеров создал теорию строения органических соединений, а Вильгельм Стейниц, первый чемпион мира по шахматам, разработал свое знаменитое позиционное учение.

Эта «шальная» мысль впервые посетила меня во время подготовки к лекции по истории химии – курсу, который я читал студентам вечернего отделения химического факультета РГУ (ныне – ЮФУ). Из нее, этой мысли, невольно возникал вопрос: является ли эта хронологическая «синхронность» случайной, или же она есть следствие того, что в определенную историческую эпоху был спущен некий «спусковой крючок», запустивший внутренне-логические механизмы развития не одной, а сразу нескольких областей познания окружающего нас мира.

Если допустить, что в роли упомянутого «спускового крючка» на авансцене истории могло выступить не отдельное, частное событие, а целая эпоха (эпоха Великой Французской революции), оказавшая глубочайшее влияние на все стороны общественного бытия, картина начинает проясняться.

Ведь именно в эту эпоху во многих областях человеческой культуры появились важные теоретические обобщения, обладавшие, несмотря на ограниченность и односторонность, известной предсказательной силой. Именно эта эпоха и породила современные шахматы и современную органическую химию.

* * *

В самом деле, процесс познания шахматных и химических структур начался с изучения возможностей их простейших структурных элементов — пешек и органических радикалов. Так появились на свет первая теория органической химии (теория радикалов Лавуазье) и первое учение о шахматной позиции (пешечная теория Филидора). И в дальнейшем практически каждый крупный период развития органической химии можно, в общих чертах, сопоставить с соответствующим периодом шахматной истории…

* * *

Идея, положенная в основу статьи, стала, как-то «сама по себе», обрастать новой «плотью», новой «конкретикой».

Сравнивая важнейшие события, которые произошли в органической химии и в шахматах в середине ХХ столетия, нельзя не обратить внимания на сходство творческих почерков американского химика, Нобелевского лауреата, – Роберта Вудворда – и советского гроссмейстера, восьмого Чемпиона мира по шахматам – Михаила Таля.

Молекулярные структуры, создаваемые Вудвордом, были буквально наполнены какой-то «дополнительной» жизненной энергией: в них разрывались совсем не те связи, которые «должны» были разорваться, а новые связи тоже совершенно неожиданно появлялись не там, где они «должны» были появиться в соответствии с традиционным опытом и «здравым смыслом», оперировавшим привычными изображениями молекул на плоскости. В то же время, в позиционных структурах, которые создавал Таль, также явственно ощущалась богатая внутренняя энергия, кардинально менявшая устоявшиеся представления об относительной ценности шахматного материала. Элементы этого «материала» – пешки и фигуры – казалось, взаимодействовали между собой по особым, «талевским» законам, взаимно усиливая друг друга, постоянно повышая свою «производительность труда». А ведь производительность труда, как учил один из классиков марксизма, это – самое важное, самое главное для победы нового общественного строя! (Эту тему мы далее развивать не будем…).

* * *

В статье мне показалось интересным рассмотреть также «шахматно-химические» аспекты проблемы «классиков» и «романтиков».

В принципе, в каждой органической или шахматной структуре потенциально заложены два начала — позиционное и комбинационное. Одни шахматисты (классики) стараются пройти путь из пункта А (исходная позиция) в пункт Б (конечная выигрышная позиция), последовательно накапливая мелкие позиционные плюсы и постепенно превращая их в большое преимущество. Другие же стремятся двигаться из пункта А в пункт Б кратчайшим и оригинальным, но часто рискованным – комбинационным маршрутом. Подобную картину можно наблюдать и в органической химии. Допустим, что нам нужно получить п-аминобензальдегид, исходя из п-нитротолуола:


Нетривиальность этой задачи заключается в том, что для перехода А→Б метильную группу СНз надо окислить в альдегидную группу СНО, а нитрогруппу NO2 восстановить в аминогруппу NH2.

Если десяти химикам-органикам (заранее не знакомым с решением) предложить наметить маршрут движения А→Б, то можно не сомневаться, что в девяти случаях будет рекомендовано последовательное преобразование функциональных групп, то есть позиционный, выражаясь шахматным языком, метод постепенного накопления структурных плюсов.

И только, возможно, один химик из десяти попытается решить задачу одним комбинационным ударом — поискать реагент, обладающий одновременно и окислительными, и восстановительными свойствами. И применительно к данному конкретному случаю такой реагент был в свое время найден — это полисульфид натрия.

Фрагмент, посвященный примерам «романтического» мышления в органической химии впоследствии был очень удачно дополнен в Редакции «Химии и жизни». Но об этом – чуть позже.

…Завершая статью, я позволил себе прогноз:

«В энциклопедических изданиях можно прочесть о том, что Р.Б. Вудворд, Нобелевский лауреат 1965 года, установил строение и осуществил синтез сложных и биологически важных органических соединений — кортизона, хинина, стрихнина, резерпина, тетрациклина, хлорофилла. И наконец, витамина B12 — своеобразного химического «монстра».

Конечно, одерживая свои синтетические победы, Вудворд не думал о белых и черных клетках шахматной доски. Пути исторического развития шахмат и органической химии, следуя параллельно друг другу, никогда не пересекались. Тем не менее шахматно-химические образы, думается, имеют право на существование. И если в историческом развитии шахмат и органической химии действительно наблюдается определенное соответствие, то в рамках использованной модели особенно наглядно видно, насколько опередил свое время Роберт Бернс Вудворд.

Будем надеяться, что в соответствии с неписанными шахматно-химическими законами скоро появится и Вудворд-шахматный. Может быть, ждать осталось недолго...».

* * *

Перепечатанную на машинке статью я отвез в Москву, на Ленинский проспект, 61. Удачно подвернулась командировка, которая в те времена часто «подворачивалась» именно тогда, когда это было особенно необходимо «командируемому лицу». Перед поездкой я еще раз бегло просмотрел состав Редколлегии журнала. Академики Петрянов-Соколов, Легасов, Семенов (тот самый, который – Нобелевский лауреат), Эмануэль… Господи, куда меня несет… Журнал пользовался огромной популярностью не только в Советском Союзе, но и далеко за его пределами. Огромный тираж, живой, неформальный стиль, оригинальные, остроумные иллюстрации, широчайшая тематика материала – «от кинетики до генетики и от плазмы до протоплазмы»…

В небольшой комнате, уставленной вереницей письменных столов, мне вежливо предложили присесть. – Ну что же, давайте познакомимся, – сказал, чуть улыбнувшись, высокий человек с усами. Жвирблис Вячеслав Евгеньевич. Чем изволите нас порадовать? Показывая статью, я подумал: каждый день сюда, прямо с улицы, приходят сотни людей… Ну, не сотни – десятки… И у сотрудников, наверное, уже выработаны какие-то приемы общения с подобной публикой…

Последовали какие-то дежурные вопросы. Я начал отвечать, отбиваться, спорить. Вячеслав Евгеньевич, был, вероятно, неформальным научным шефом журнала. Быстро выяснилось, что по «базовой профессии» – он мне – «родной брат» – химик-органик. Разговор стал окрашиваться в более теплые тона… Ничем меня не обнадеживая, он, наконец, сказал – оставьте все ваши координаты. Чуть позже мы с вами свяжемся…

* * *

Месяца через полтора я получил письмо в стандартном, но очень толстом, надорванном в нескольких местах, почтовом конверте. Адрес отправителя – «Химия и жизнь»! Я не верил своим глазам – это была корректура моей статьи… И настоятельная просьба – прочитать, исправить ошибки и неточности и СРОЧНО возвратить в Редакцию! Прочитал, исправил. Фрагмент о классиках и романтиках в органическом синтезе Жвирблис дополнил следующей вставкой:

«Органическая химия полна примеров подобного рода. Чтобы получить одно из производных алкалоида тропина, называемое тропиноном, известный химик-органик начала нашего века Р. Вильштеттер задумал и осуществил сложный многостадийный синтез, продемонстрировав изрядное искусство. А вот Р. Робинсон вскоре решил ту же самую задачу предельно просто»:


Молодец, Вячеслав Евгеньевич! А ведь сэр Роберт Робинсон, Нобелевский лауреат 1947-го года (так же как и Рихард Вильштеттер – 1915-го) считается отнюдь не «романтиком», а «классиком» органического синтеза! Постойте, постойте… Был такой английский шахматный маэстро – Роберт Робинсон. Несколько лет возглавлял Британскую шахматную федерацию, особенно прославился в соревнованиях по переписке, играл активно, комбинационно… Да вот же он, единый и неделимый! Самый лучший химик среди шахматистов и самый сильный шахматист среди химиков! А его синтез тропинона – экономия средств, элегантность воплощения замысла, какое-то колдовское взаимодействие всех компонентов, из которых слагается целое – это ли не идеальная модель блистательной шахматной комбинации, построенная с помощью химических образов? Нет, не «классик» Робинсон. Он – типичный романтик… И в химии, и в шахматах…

Роберт Робинсон, 1947 г.

Захотелось все эти нахлынувшие мысли «вдогонку» вставить в текст статьи. Но – не решился. Пусть будет, как будет. Сроки, наверное, поджимают…

На мой телефонный вопрос – «в каком номере ожидается статья, если она вообще ожидается» приятный женский голос ответил: «Обязательно ожидается. Скорее всего – в 8-м. Материал очень понравился»…

* * *

…И вот, примерно 25-26 августа 1984-го года, после работы, я вышел «пройтись» по улице Энгельса (нынешней Большой Садовой). «Почему-то» захотелось посетить фирменный магазин «Вокруг света», в котором был самый широкий выбор советских и иностранных книг, газет, журналов. «Она не родила, но по расчету, по моему – должна родить», – прошептал мне Павел Афанасьевич Фамусов… Захожу в магазин, смотрю на полки свежих журнальных поступлений… Большой шахматный конь, наполненный цветными молекулярными моделями, искоса поглядывал на меня с обложки 8-го номера журнала «Химия и жизнь»… Получалось, что моя статья – это «гвоздевая» статья всего номера.

Пытаясь изобразить хладнокровную деловитость, прошу кассира выбить чек за три экземпляра. Прихожу домой. Папа, открыв журнал, теряет дар речи. «Твою статью прокомментировал Бронштейн! А ты что, даже не заметил?»…

…Журнал выписывали многие люди, даже весьма далекие от химии. На следующий день – ворох вопросов, пожеланий и поздравлений. Помню, как доцент Василий Павлович Курбатов крепко пожал мне руку: «Молодец! Попал в самую точку! Иногда похожие мысли промелькнут и тут же – растворятся… А ты все обобщил и правильно сформулировал – за всех нас!»…

* * *

Спустя месяц я оказался (не мог не оказаться) в Москве, в Колонном зале Дома Союзов, на матче Карпов-Каспаров. Во-первых – сам матч… А во-вторых – очень надеялся встретить там Давида Ионовича Бронштейна, чтобы обсудить с ним его комментарии к моей статье. Известный журналист О.Либкин в послесловии к статье написал:

«Когда прочтешь что-нибудь очень интересное, то всегда хочется этим интересным с кем-нибудь поделиться. Как сотрудник редакции я прочитал еще в рукописи про шахматную логику Вудворда и понял, что просто обязан обменяться впечатлениями с кем-либо из людей, знающих шахматы гораздо лучше, чем химию.

Мне ужасно повезло с собеседником. Им оказался Давид Ионович БРОНШТЕЙН, один из самых известных наших гроссмейстеров. Понятное дело, в беседе мы высказывались поочередно, но я позволю себе спрессовать диалог в монолог, оставив только рассуждения и реплики гроссмейстера».

Давид Ионович Бронштейн

* * *

…Они, эти реплики, оставили двойственное впечатление. Сначала я подумал о «глобальном» – как все-таки «москвоцентрична» наша страна! Журналист и его всемирно известный собеседник живут в Москве. В руках у журналиста – «очень интересный» текст, автор которого (ни о чем, кстати, не подозревающий) – находится от Москвы на расстоянии 1200 километров. И по каким-то причинам не может принять участия в разговоре. Ну, намекнули бы мне – третьим будешь? – я бы сел в самолет и через 3 часа был бы «на месте». Но… не довелось. Судя по комментариям гроссмейстера, его собеседник не совсем четко формулировал свои «вводные». Поэтому мне очень хотелось повидать Бронштейна, лично поговорить с великим человеком, чтобы снять все мелкие недоразумения.

…И вот – я на матче. Начинается 6-я партия. Каспаров играет белыми. Народу в Колонном зале становится все больше и больше. По всему чувствуется – сегодня будет яростная борьба. Извиняясь перед соседями по ряду, несколько раз выхожу из зала, подхожу к Пресс-центру. Наконец, вижу – идет Бронштейн. Несколько человек бросаются ему наперерез с просьбой подписать программки. «Играю на опережение» – «Здравствуйте, Давид Ионович! Извините за беспокойство. Вы комментировали мою статью в журнале «Химия и жизнь». Не могли бы Вы уделить мне несколько минут?» – «Ну, если несколько минут… Пройдемте в Пресс-центр. Там и поговорим».

В Пресс-центре – уйма «знатного» народа. Мелькают знакомые лица: Тайманов, Полугаевский, Суэтин, Главный арбитр Светозар Глигорич… Мигель Найдорф? Да, это, конечно, он… Мы с Бронштейном с трудом находим отдельный столик. «С ходу» перехожу в наступление, беру в руки журнал, читаю:

– Давид Ионович! Вот Вы говорите:
Сопоставление синтеза, пусть и очень тонкого, с шахматной партией не кажется мне точным. Между ними есть принципиальное различие. Многоходовая комбинация химика-синтетика — это работа с веществом, не всегда податливым, но не противостоящим. А в шахматах у вас всегда есть несговорчивый оппонент. И у него своя цель — не проиграть, а быть может, поставить вам мат, а у вас — своя, прямо противоположная.
Шахматы — это конфликтная система! Вам постоянно приходится считаться со второй стороной, и недаром она именуется противником.

Я хочу сказать о «противостоянии» вещества. Вы знаете, когда химик пытается построить нужную ему структуру, он просто физически ощущает это самое «противостояние»! Химическая реакция, тем более новая, малоисследованная – это тоже очень конфликтная система. Она так и «норовит» свалиться в сторону образования совсем не тех веществ, которые были для нее первоначально задуманы…

– Постойте, постойте. Напомните, пожалуйста, Ваше имя и отчество. Очень приятно. Дайте мне журнал. Вот смотрите. Кстати, Вы как любите читать книги – с начала или с конца? Я предпочитаю – с конца. Вот что сказано в заключительной части моих, так сказать, суждений:
...Отчего вы взяли, будто я против статьи о Вудворде? Я – за! За все, что пробуждает и поддерживает интерес к шахматам, само по себе или по каким-то поводам. Органический синтез дает такой повод? Да здравствует органический синтез!
Вот в чем суть моего комментария. С него и надо было начинать. Остальные слова – не надо их препарировать под микроскопом. У журналиста Либкина – своя работа, своя технология, свое понимание «моего понимания».
Кстати, есть ли среди шахматистов известные химики? Я, например, знаю только Левенфиша…

– Давид Ионович, Вы знали господина Робинсона? Это английский мастер, в 50-е годы он был Президентом Британской шахматной федерации.

– Да, конечно, знаю о таком. (В этот момент к нашему столику повернулся… Мигель Найдорф!)
Вы знаете о том, что Робинсон – великий химик, Нобелевский лауреат?

– Первый раз об этом слышу…

И в этот момент Найдорф сказал – с акцентом, по-русски: Да, Давид, это так!

И при этом – очень по-доброму – улыбнулся…

Мигель Найдорф

* * *

У меня еще было много вопросов к Давиду Бронштейну. Я хотел рассказать ему, что в будущем исторические пути шахмат и органической химии наверняка пересекутся. Сначала должны появиться программы, которые «прощупают» вдоль и поперек все структурные связи в шахматных позициях эндшпильного типа – с небольшим числом фигур и пешек. Причем это число будет постоянно увеличиваться. Одновременно новые структурные связи – но уже в органических молекулах – будут постепенно приоткрываться перед программистами-химиками. Не исключено, что алгоритмы подобных подходов будут иметь некие общие черты, дополняя и обогащая друг друга…

Но я успел спросить его только об одном:

– Как закончится сегодняшняя партия?
– А Ваш прогноз?
– Карпов должен защититься. Атака Каспарова выглядит какой-то прямолинейной.
– Вы – кандидат?
– Первый разряд.
– Хорошо быть перворазрядником. Вы зритель! А я – на работе. На службе. «Известия» ждут отчета о сегодняшней партии.

Он встал.

– Спасибо за беседу! Желаю Вам успехов – и в химии и в шахматах. Ростову привет. Очень гостеприимный город.
– И вам большое спасибо, Давид Ионович!

* * *

Не помню, как я вернулся в зал. Как снова погрузился в незабываемую атмосферу матча. 6-я партия, между тем, продолжалась. В какой-то момент почти все фигуры Карпова расположились на вертикали «а». Сзади раздался шепот: «Магическая вертикаль!» – это же готовый заголовок!

…После оживленной игры и многочисленных разменов партия была отложена в «простеньком» эндшпиле – у каждого из соперников было по ладье и по три пешки. Но одна из пешек Карпова была отдаленной проходной. И располагалась она на вертикали «а»… На следующий день, при доигрывании, Карпов блестяще реализовал свой позиционный перевес и одержал заслуженную победу. Словно опытный химик-органик, идущий к намеченной цели через ряд «опорных пунктов» – промежуточных соединений, Карпов, видимо, чувствуя основную идею позиции всем своим существом, играл блиц. Раза три он на минуту задумывался, «сверяясь с маршрутом», а затем продолжал в том же темпе. Наконец, Каспаров остановил часы. Раздались аплодисменты.

…Зрители медленно, очень медленно покидали зал, с трудом возвращаясь к реалиям «обычной» жизни. Мне, однако, пора было торопиться на родной поезд «Тихий Дон». Тот самый, который «синий с красной полосой, сильно пахнет колбасой».

* * *

Миновав вечернюю Москву, ближнее и дальнее Подмосковье, поезд все увереннее вписывался в густеющие сумерки. Завалившись на верхнюю полку и пытаясь как-то «переварить» события минувших двух дней, я стал потихоньку дремать. И приснилась мне – улыбка Мигеля Найдорфа… Да, легендарная личность. «Рождённый в Польше аргентинский международный гроссмейстер еврейского происхождения»… Приобщал к шахматам Уинстона Черчилля и Никиту Сергеевича Хрущева, Фиделя Кастро и Шаха Ирана – Мухаммеда Резу Пехлеви…

А кто у него самого был первым учителем, помнишь? – спросил я сам себя. – Конечно, помню. Савелий Тартаковер. – А откуда он родом? – Ясное дело – из Ростова-на-Дону… Все возвращалось на круги своя…

Колонный зал Дома Союзов, матч Карпов-Каспаров


Источники фото:
http://www.chesspro.ru/inter/nikitin2.shtml
http://www.liveinternet.ru/users/kakula/post215929802/
http://www.belisrael.info/content/index.php?option=com_content&view=article&id=190:m-taymanov-d-bronshteyn&catid=99:sudbi-velikih-i-inter-ludey&Itemid=167
http://russiachess.org/media/karpov_kasparov/

Технологии Blogger.
В оформлении использовано: Esquire by Matthew Buchanan.