Не для того писал Бальзак.
Чужих солдат чугунный шаг.
Ночь навалилась, горяча.
Бензин и конская моча.
Не для того – камням молюсь –
Упал на камни Делеклюз.
Не для того тот город рос,
Не для того те годы гроз,
Цветов и звуков естество,
Не для того, не для того!
Лежит расстрелянный без пуль.
На голой улице патруль.
Так люди предали слова,
Траву так предала трава,
Предать себя, предать других.
А город пуст и город тих,
И тяжелее чугуна
Угодливая тишина.
По городу они идут,
И в городе они живут,
Они про город говорят,
Они над городом летят,
Чтоб ночью город не уснул,
Моторов точен грозный гул.
На них глядят исподтишка,
И задыхается тоска.
Глаза закрой и промолчи –
Идут чужие трубачи.
Чужая медь, чужая спесь.
Не для того я вырос здесь!
Илья Эренбург (1940)
![](https://blogger.googleusercontent.com/img/b/R29vZ2xl/AVvXsEjCU9IKCPMgsPhH0wnfDmThxO06mPP9MXjZMiB3gFvGRZkZD5x92wJl1gM2arEFqPrlIPeWjbAGAfIgCvaLbHXyFHm1mFqolKP92a-o0Losc5lFz6nEZbhsFUlD2EF8QIL2mCB30BCydg8/s400/%D0%9F-1.jpg)
![](https://blogger.googleusercontent.com/img/b/R29vZ2xl/AVvXsEi6YxC3kKEwbZ-IJxgo5dDhT0_ok_o720CsEVKg1kB2U2lwPyP9-92PkHaVYk-rDw60KYqluTON7V0W5oiXG_5z_z1ncfOBNn1WnTEvaDuCUWuY5qnLaR5B2TYfI5VpQtezGZ7UzYRjPFU/s400/%D0%9F-2.jpeg)
«Тысяча пятьсот дней без смеха и тысяча пятьсот ночей без сна. Четыре раза цвели и опадали каштаны на бульварах Парижа, но никто им не радовался. Пятьдесят раз рождалась и умирала луна, но никто ею не любовался. Трудно, даже обладая зловещей фантазией, представить себе нечто более жестокое и дикое, нежели немцев в Париже. В зале, где заседал Конвент, где впервые прозвучали высокие слова: «Ты – гражданин мира», злой и суеверный Розенберг кричал о превосходстве немецкого черепа. Сорбонна, город средневековых школяров, приют науки, дом Лавуазье, Араго, Пастера, наполнилась ржанием, лаем, кваканьем питомцев Геббельса. Там, где великая Рашель в дни гражданских бурь читала «Марсельезу», унылые пивовары с желудками, разбухшими от вареной картошки, и с сердцами, отекшими от спеси, вопили «хайль Гитлер»…
Свершилось! Знамя вольности снова поднялось над дымчатым Парижем. Город, который, как корабль, пересек века, пробил льды и снова вышел в историю»…
Илья Эренбург (август 1944)
![](https://blogger.googleusercontent.com/img/b/R29vZ2xl/AVvXsEhfNZLV103V8IV0rsiyPKkPzSg0cvMZNrlIMnA9AOJozbS8HLelLt9MOTEcfMk71h1iwdvtvQXl0AZmYN35SFsZcWjtoDFu1et6VKvhxtHVbFhmJ9dEHb1aRZJVEeW5mWZP0Du2S5AY75M/s540/%D0%9F-3.jpg)
![](https://blogger.googleusercontent.com/img/b/R29vZ2xl/AVvXsEgLVJTiLLk8IUiZMKdHtmZ-kn8feTbxrsTUBvXI1zBkoWKwT_3kHseat1GuMN_sU3ynKDTiclSFvYSff7Gad9S1yH0OB5Yr7vNs2DyjuOjec53xCqVVHx5SfZdq46DEpzdfTui3urrhKtc/s540/%D0%9F-4.jpg)
Фото – Роберт Капа (1944).
Не для того писал Бальзак.
Чужих солдат чугунный шаг.
Ночь навалилась, горяча.
Бензин и конская моча.
Не для того – камням молюсь –
Упал на камни Делеклюз.
Не для того тот город рос,
Не для того те годы гроз,
Цветов и звуков естество,
Не для того, не для того!
Лежит расстрелянный без пуль.
На голой улице патруль.
Так люди предали слова,
Траву так предала трава,
Предать себя, предать других.
А город пуст и город тих,
И тяжелее чугуна
Угодливая тишина.
По городу они идут,
И в городе они живут,
Они про город говорят,
Они над городом летят,
Чтоб ночью город не уснул,
Моторов точен грозный гул.
На них глядят исподтишка,
И задыхается тоска.
Глаза закрой и промолчи –
Идут чужие трубачи.
Чужая медь, чужая спесь.
Не для того я вырос здесь!
Илья Эренбург (1940)
![](https://blogger.googleusercontent.com/img/b/R29vZ2xl/AVvXsEjCU9IKCPMgsPhH0wnfDmThxO06mPP9MXjZMiB3gFvGRZkZD5x92wJl1gM2arEFqPrlIPeWjbAGAfIgCvaLbHXyFHm1mFqolKP92a-o0Losc5lFz6nEZbhsFUlD2EF8QIL2mCB30BCydg8/s400/%D0%9F-1.jpg)
![](https://blogger.googleusercontent.com/img/b/R29vZ2xl/AVvXsEi6YxC3kKEwbZ-IJxgo5dDhT0_ok_o720CsEVKg1kB2U2lwPyP9-92PkHaVYk-rDw60KYqluTON7V0W5oiXG_5z_z1ncfOBNn1WnTEvaDuCUWuY5qnLaR5B2TYfI5VpQtezGZ7UzYRjPFU/s400/%D0%9F-2.jpeg)
«Тысяча пятьсот дней без смеха и тысяча пятьсот ночей без сна. Четыре раза цвели и опадали каштаны на бульварах Парижа, но никто им не радовался. Пятьдесят раз рождалась и умирала луна, но никто ею не любовался. Трудно, даже обладая зловещей фантазией, представить себе нечто более жестокое и дикое, нежели немцев в Париже. В зале, где заседал Конвент, где впервые прозвучали высокие слова: «Ты – гражданин мира», злой и суеверный Розенберг кричал о превосходстве немецкого черепа. Сорбонна, город средневековых школяров, приют науки, дом Лавуазье, Араго, Пастера, наполнилась ржанием, лаем, кваканьем питомцев Геббельса. Там, где великая Рашель в дни гражданских бурь читала «Марсельезу», унылые пивовары с желудками, разбухшими от вареной картошки, и с сердцами, отекшими от спеси, вопили «хайль Гитлер»…
Свершилось! Знамя вольности снова поднялось над дымчатым Парижем. Город, который, как корабль, пересек века, пробил льды и снова вышел в историю»…
Илья Эренбург (август 1944)
![](https://blogger.googleusercontent.com/img/b/R29vZ2xl/AVvXsEhfNZLV103V8IV0rsiyPKkPzSg0cvMZNrlIMnA9AOJozbS8HLelLt9MOTEcfMk71h1iwdvtvQXl0AZmYN35SFsZcWjtoDFu1et6VKvhxtHVbFhmJ9dEHb1aRZJVEeW5mWZP0Du2S5AY75M/s540/%D0%9F-3.jpg)
![](https://blogger.googleusercontent.com/img/b/R29vZ2xl/AVvXsEgLVJTiLLk8IUiZMKdHtmZ-kn8feTbxrsTUBvXI1zBkoWKwT_3kHseat1GuMN_sU3ynKDTiclSFvYSff7Gad9S1yH0OB5Yr7vNs2DyjuOjec53xCqVVHx5SfZdq46DEpzdfTui3urrhKtc/s540/%D0%9F-4.jpg)
Фото – Роберт Капа (1944).