Игорь Северянин (1887-1941)

Русская водка в русской литературе

Современники по-разному относились и к поэзии Северянина, и к его новому зрелищному открытию – эстрадной литературе. Для одних – он был Кумиром, для других – в лучшем случае – «калифом на час». Среди недоброжелателей был и сам Лев Николаевич Толстой. Незадолго до смерти ему на глаза попались такие строки:

Вонзите штопор в упругость пробки,—
И взоры женщин не будут робки!
Да, взоры женщин не будут робки,
И к знойной страсти завьются тропки…

Плесните в чаши янтарь муската
И созерцайте цвета заката…
Раскрасьте мысли в цвета заката
И ждите, ждите, любви раската!

Прочитав их, Толстой заметил: «Чем занимаются, чем занимаются… И это – литература? Вокруг – виселицы, полчища безработных, убийства, невероятное пьянство, а у них – упругость пробки…». Слова Толстого, произнесенные в узком семейном кругу, почему-то попали в прессу. Последняя не упустила возможности раздуть вокруг Северянина очередной скандал. Этот восторженно-скандальный шлейф растянулся для поэта на долгие годы…

Русская водка в русской литературе

Тема «Игорь Северянин и водка» на первый взгляд может показаться несколько искусственной. На пике своей популярности, в начале ХХ века, с «Королем поэтов» скорее ассоциировались не «водочные», а «шампанские» мотивы:

Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Удивительно вкусно, искристó и остро!
Весь я в чем-то норвежском! Весь я в чем-то испанском!
Вдохновляюсь порывно! И берусь за перо!
Стрекот аэропланов! Беги автомобилей!
Ветропóсвист экспрессов! Крылолет буеров!
Кто-то здесь зацелован! Там – кого-то побили!
Ананасы в шампанском – это пульс вечеров!…

«Поэзо-концерты» Северянина собирали огромные аудитории. Чтением своих произведений он буквально завораживал публику. Всегда в строгом черном сюртуке, с цветком в петлице, невозмутимый и, казалось бы, равнодушный к славе, он читал нараспев свои музыкальные стихи, интуитивно угадывая новые ритмы нового века.

Современники по-разному относились и к поэзии Северянина, и к его новому зрелищному открытию – эстрадной литературе. Для одних – он был Кумиром, для других – в лучшем случае – «калифом на час». Среди недоброжелателей был и сам Лев Николаевич Толстой. Незадолго до смерти ему на глаза попались такие строки:

Вонзите штопор в упругость пробки,—
И взоры женщин не будут робки!
Да, взоры женщин не будут робки,
И к знойной страсти завьются тропки…

Плесните в чаши янтарь муската
И созерцайте цвета заката…
Раскрасьте мысли в цвета заката
И ждите, ждите, любви раската!

Прочитав их, Толстой заметил: «Чем занимаются, чем занимаются… И это – литература? Вокруг – виселицы, полчища безработных, убийства, невероятное пьянство, а у них – упругость пробки…». Слова Толстого, произнесенные в узком семейном кругу, почему-то попали в прессу. Последняя не упустила возможности раздуть вокруг Северянина очередной скандал. Этот восторженно-скандальный шлейф растянулся для поэта на долгие годы…

Во времена общероссийского лихолетья Северянин старался держаться подальше от политики. Зарождавшиеся стандарты «пролетарской» литературы были ему явно не по нутру. В то же время, из другого, «белого» лагеря на него также смотрели неприветливо. Еще бы – любимая кузина Игоря Васильевича – Шурочка – она же – Александра Коллонтай, «магическая» красавица аристократического Петербурга, стала после октябрьского переворота Народным комиссаром государственного призрения в правительстве Ленина (в наши дни эта должность называлась бы «Министр труда и социальной защиты»).

В эти годы (а точнее в январе 19-го) Северянин лишь однажды предстал «поэтом-политиком», гневно бросив обеим враждующим сторонам следующие строки:

Сегодня «красные», а завтра «белые» —
Ах, не материи! ах, не цветы! –
Людишки гнусные и озверелые,
Мне надоевшие до тошноты…

Идеи вздорные, мечты напрасные,
Что в «их» теориях – путь к Божеству.
Сегодня «белые», а завтра «красные» –
Они бесцветные – по существу.

Знаменательно, что буквально в эти же дни (если не часы) Северянин создает один из своих «маленьких шедевров». Он перед Вами, уважаемый читатель:

Икра и водка

Раньше паюсной икрою мы намазывали булки.
Слоем толстым маслянистым приникала к ним икра.
Без икры не обходилось пикника или прогулки.
Пили мы за осетрину – за подругу осетра.

Николаевская белка, царская красноголовка,
Наша знатная казенка – что сравниться может с ней,
С монопольной русской хлебной?!.. выливалась в горло ловко…
К ней икра была закуской – лучше всех и всех вкусней!

А в серебряной бумаге, мартовская, из Ростова,
Лакированным рулетом чаровавшая наш глаз?!..
Разве позабыть возможно ту, что грезиться готова
Ту, что наш язык ласкала, ту, что льнула, как атлас?

Как бывало не озябнешь, как бывало не устанешь,
Как бывало не встоскуешь – лишь в столовую войдешь,
На графин кристальной водки, на икру
в фарфоре взглянешь, —
Сразу весь повеселеешь, потеплеешь, отдохнешь!…

* * *

Если бы поэт Игорь Северянин за всю свою жизнь написал только одно это стихотворение, то и тогда его имя осталось бы в русской литературе. Впрочем, и в русской истории тоже. «Россия, которую мы потеряли»… В этот затасканный штамп за последние годы втиснуты сотни статей, книг, научных и «околонаучных» исследований. Поэту — современнику кровавой междуусобицы понадобилось, однако, всего несколько строк, чтобы у его далеких потомков сложился зримый облик «потерянной Родины»…

Стихотворение Северянина можно рассматривать и под другим углом зрения – как своеобразное «свидетельское показание». В последние годы в истории русской водки наметился новый «тренд». Благодаря стараниям Б.Родионова «менделеевская» мифология стала активно заменяться на «полугарную». Только этот напиток, по мнению указанного автора, можно рассматривать, как исконно русское «хлебное вино», в отличие от «монопольки» (так называемого «разбавленного спирта»), которую, якобы, стали усиленно навязывать русскому народу, начиная с 1895-го года.

Между тем, именно монопольку, ту самую, которая «выливалась в горло ловко», означенный народ сразу же окрестил «николаевской белкой», «царской красноголовкой», «знатной казенкой» и другими ласковыми прозвищами. Русские люди, если бы у них действительно отобрали их горячо любимый полугар, нашли бы для «заменителя» совсем другие определения… К этой теме мы еще вернемся.

Синхронность написания двух вышеназванных стихотворений, вероятно, далеко не случайна. Воспетый Северяниным русский национальный напиток и его непременное застольное дополнение – это одновременно и гимн нашим исконным традициям и ясный протест против «русского бунта – бессмысленного и беспощадного», который эти традиции безжалостно попирает.

…Судьба самого Игоря Васильевича, как и судьба горячо любимой им Родины, сложилась трагично. В 1918-м году поэт был вынужден поселиться в небольшом эстонском городке Тойла. Через 19 лет эстонские власти обратили, наконец, внимание на знаменитого русского маэстро и, в ознаменование его 50-летнего юбилея, «щедро» одарили постоянной пенсией – 8 долларов в месяц. Несмотря на каждодневный труд, Северянин до конца жизни продолжал испытывать серьезные материальные затруднения.

Он умер в декабре 1941 года и был похоронен в Таллине на Александро-Невском кладбище. На скромной могильной плите выбито имя поэта и строки из его стихотворения «Классические розы»:

Как хороши, как свежи будут розы,
Моей страной мне брошенные в гроб!

…Если уж на нашем столе и появляется иногда водка, то пусть это будет, в соответствии с «заветами» Игоря Северянина – во-первых, – хорошая водка, а во-вторых, – непременно сопутствующая ей – черная икра! Может быть, та самая – «мартовская из Ростова»…

* * *

…А на могиле поэта – всегда живые цветы.

В этом году ему исполнилось 125 лет.


Технологии Blogger.
В оформлении использовано: Esquire by Matthew Buchanan.